Муравьев A. Н. - Из "Моих воспоминаний"
Наконец в августе 1825 года исполнилось мое пламенное желание: я увидел
Крым и сделался поэтом...
Не хочу представить здесь подробный журнал моего путешествия, не стану
описывать местоположений, я уже изобразил их в моей "Тавриде"; но я передам
только сильные впечатления и что побудило меня писать. Многим обязан я
Грибоедову; я уже видел часть Южного берега, не находя себе отголоска в
равнодушных людях, меня окружавших, когда я познакомился с ним в Симферополе
. Мы поехали вместе на Чатырдаг. Я стоял в облаках и, взглянув на землю,
был ближе к небу, нежели к ней; невольный восторг овладел мною, я был вне
себя; Грибоедов меня понял, - и мы сошлись.<...>
Я расстался с Грибоедовым и поехал в Феодосию.<...>
В Бахчисарае я опять свиделся с Грибоедовым; после очаровательной
прогулки в Чуфут-Кале я долго беседовал с ним ночью; луна делает нас
откровенными; я открыл ему мою страсть к поэзии и прочел "Днепр" и
"Чатырдаг". Он обрадовался моей склонности: "Продолжайте, - сказал он, - но,
ради бога, не переводите, а творите!" Я сказал ему мое намерение написать
поэму "Владимир". "Я думал сделать из сего трагедию, когда посетил Корсунь,
- отвечал он, - и сия мысль во мне сохранилась". Мы снова расстались<...>
В последний раз я увидел Грибоедова и открылся ему. Он одобрил мой
замысел (поэмы "Потоп"), хотя и грозил его огромностью. <...>
В Яссах <...> все мысли и способности мои занимало одно творение -
"Михаил Тверской". Трагедия сия, зачатая духом еще под Шумлою, обдумываемая
в течение нескольких месяцев, наконец, по получении летописей была начата
мною в феврале.
Не знаю, изменится ли в будущем мое мнение насчет сей трагедии, но
теперь я доволен ее ходом и характерами; она только требует некоторых
перемен в слоге, ибо я часто был прерываем в самые лучшие минуты
вдохновений! Сия трагедия есть только половина двулогии: "Тверские в Орде",
которой дополнением будет "Георгий Московский", и только первая часть
обширной драмы, заключающей в себе все трагические черты летописей наших и
составленной из непрерывной цепи многих трагедий; все те из них, которые
издали уже представляются моим взорам, - как будто бы сей исполинский и в
полном смысле отечественный замысел был уже совершен: "Святополк",
"Василько", сцены из столетней вражды Ольговичей с Мономахами, "Андрей
Боголюбский", "Сеча на Калке", "Федор Рязанский", если он не кончен бессмертным
и несчастным Грибоедовым, он мне рассказал его план в Крыму, равно как и другой
трагедии, из которой помню лишь сцену между половцами , позабыл ее название. О,
если б я мог предвидеть, что мне суждено будет впоследствии только одну минуту
его видеть, когда он ехал вестником мира Персии, то с какой бы жадностью удержал
я стихи его! Надеюсь, однако, что они собраны!..
|
